Владимир Легойда «неотделим от общества. Владимир Легойда - Мешают ли джинсы спасению

Высказался по поводу неоязыческого характера Олимпийских игр

Титул книги Томаса Гоббса «Левиафан» (1651 г.).

В своем сегодняшнем интервью агентству «Интерфакс» глава Синодального информационного отдела В. Легойда утверждает прежде всего догму о том, что Церковь неотделима от общества . С радостью выпускника МГИМО В. Легойда приветствует секуляризацию в ее полном расцвете:

В европейском культурном контексте спорт, как, впрочем, наука и государственное управление, с течением времени секуляризовались, и Церковь это может только приветствовать. Не приносим мы жертвы президентам (а императорам приносились), не колдуем над пробирками (философский камень остался в прошлом) и спорт посвящаем не Зевсу. Это прочное и незыблемое основание европейской цивилизации.

Олимпийский огонь

Теперь уже совсем легко оказывается ответить на вопрос об Олимпийском огне:

Я с трудом могу себе представить, чтобы кто-то осознанно вкладывал в манипуляции олимпийским факелом какой-то сакральный смысл. Зажжение олимпийского огня — это театрализованная постановка, и иного смысла люди в него не вкладывали со времен возрождения Олимпийских игр.

Вывод, вы спросите? Очень несложный и, однако, вполне тоталитарный: Многие наши соотечественники с нетерпением ждут Олимпиады, чтобы поддержать свою команду, поболеть за российских спортсменов и отдать должное мастерству иностранных . А Церковь , как мы помним, не должна отделяться от общества.

Накануне, руководствуясь точно той же логикой, В. Легойда от православных оккультный сериал «Вангелия» на Первом канале ТВ. Он признает, что болгарская ясновидящая Ванга воспринимается в Болгарской и Русской православной церквях как жертва действия темных сил . Однако протестовать против пропаганды действий этих сил христиане не должны, поскольку Первый канал не является православным.

Год назад В. Легойда по сходным мотивам инициативу православной общественности о запрете кощунственной рок-оперы «Иисус Христос — суперзвезда»: Конечно, православный человек не может принять тот образ Христа, который там есть… но считать это оскорблением (чувств верующих.- Ред.) — явный перебор .

То есть если бы Первый канал был православным, президент — царем, рок-опера — богослужением, а химия — алхимией, то В. Легойда мог выступать с духовной оценкой светских явлений, а раз ничего такого нет, то извините…

Как же с этим радикально светским взглядом на Церковь сочетается исповеданная выше догма о том, что «Церковь не отделена от общества»?

А так, что Церковь не имеет права выступать с христианских позиций, и в то же время должна следовать за народом и государством, в том числе, в их пути в духовную пропасть. Такова уж логика либерального государства, Левиафана из одноименной книги Томаса Гоббса, где к государству отнесены слова из книги Иова: Нет на земле подобного ему; он сотворен бесстрашным; на все высокое смотрит смело; он царь над всеми сынами гордости (Иов 41:25-26).

Или, как более подробно В. Легойда, отождествляя христианское и либеральное учение о добре и зле:

Представьте человека на необитаемом острове: ему не нужно быть нравственным, он в принципе не может совершать безнравственные поступки. Но отношения с Богом у него все равно могут быть…

Заповеди никогда, по крайней мере в христианстве, не являлись целью. В том числе и потому, что грех - это категория не нравственная в христианстве, но онтологическая.

В заключение скажем, что как служитель великого и бесстрашного государства В. Легойда выполняет свою работу неплохо. А вот с точки зрения Церкви…

Распространение ислама в Европе может вернуть популярность христианству; секулярность стала новой религией и относится к другим с агрессией неофита; Церковь не знает пока, как быть с биоэтикой, но уже разрешила крестить суррогатных младенцев. Прогноз на будущее православия и христианства от Владимира Легойды – председателя Синодального отдела по взаимоотношениям Церкви с обществом и СМИ Московского Патриархата

Какое будущее ждёт религию через 10-20 лет? Сегодня в Европе её общественная значимость заметно снижается. С другой стороны, в странах третьего мира растёт число мусульман, а в Африке и Латинской Америке – католиков. Получаются два полюса. Чем в итоге обернётся их близость?

Тенденции, о которых вы сказали, действительно есть. Только в Европе снижается не роль религии вообще, а христианства, которое веками было традиционным вероисповеданием для этих мест. Правда, эта ситуация заметно отличается от страны к стране, так что говорить об общем или одном тренде довольно сложно. Одно дело – Испания, Италия, Польша, другое - Франция, Германия или, скажем, Норвегия. Параллельно в Европе и мире усиливается влияние ислама и пока непонятно, какую глобальную реакцию вызовет его расширение.

Кардинал Курт Кох как-то сказал: «Надо бояться не сильного ислама, а слабого христианства». Если смотреть на это утверждение как на отправную точку некоей программы, можно допустить, что на европейских территориях усиление ислама приведет к повороту общества в сторону сильного христианства. Правда, пока этого не видно, но история очень часто развивается не по тому сценарию, который кажется самым очевидным большинству.

С момента, когда большевики стали агрессивно проповедовать атеизм, неоднократно звучали обещания похоронить религию. Безуспешно. Религия не уйдет из нашей жизни, т. к. это то, что в чем человек испытывает потребность.

Мне, признаюсь, становится тревожно, когда я узнаю, что в Европе чиновники принимают решение разрушить храмы, в школах запрещают носить кресты, а в университетских стенах становится неприличным говорить про веру. Как вы думаете, появятся в будущем на карте Европы страны, в которых религиозная активность окажется вне закона или будет искусственно сведена к нулю?

Не исключаю, что в отдельных странах на уровне общественного регулирования будут устанавливаться правила, существенно ограничивающие публичное проявление религиозности. Я уже много раз говорил: если для кого-то является проблемой нательный крест, который виден окружающим, где гарантии, что завтра такой же проблемой не станет крест на куполе храма? Нам придётся закрывать храмы какими-то огромными заборами? С негативной реакцией на колокольный звон мы уже сталкиваемся. Причем, в нашей стране.

Думаю, что подобное противодействие тоже имеет квазирелигиозные корни. Светскость, которая претендует на статус единственного регулятора общественной жизни, – это уже идеология или квазирелигия. Когда-то в истории доминирование одной религии предполагало обязательные ограничения для другой. Сейчас нередко происходит похожая борьба агрессивной светскости с христианством.

С точки зрения социологии, РПЦ – крупная общественная организация. Гринпис, например, тоже. Если спросить у менеджеров Гринписа, чем конкретным они будут заниматься следующие 25 лет, они ответят, что главными темами для них станут глобальное потепление и утилизация мусора, а проблема нефтяной добычи и атомной энергии станут менее важны, чем раньше. У РПЦ есть похожее чёткое видение проблем на будущее?

Русская Церковь, не говоря уже в целом о христианстве, намного старше, чем Гринпис. Здесь, как минимум, немного иной угол зрения.

Проблемы, которые человек решает в религии – ровесники человеку. Современная апологетика говорит, что в людях есть врождённая религиозная потребность. А ведь и социологи, и антропологи согласятся с тем, что человек не испытывает потребности, которые в принципе нереализуемы – так мы устроены. (Я сейчас именно про потребности, а не про фантастические планы и маниловские мечтания). Так что наши планы рассчитаны не на 25 лет, а на всё время существования человечества.

Залежи нефти могут измениться, а человек, пока он живет, никуда не уйдёт от вечных проблем жизни и смерти. Мне недавно показали статью, в которой говорится, что учёные изменят ген старения и люди станут жить в среднем до 120 лет. Но “проклятые вопросы” никуда не денутся. Просто дольше будем ими мучиться…

Всё просто вернется в ветхозаветные рамки, где патриархи жили по сотне лет?

Да, всё уже описано.

Вместе с тем, как и Гринпис, мы сталкиваемся с современными вызовами: экологические катастрофы, дискуссии об образовании будущего, уход молодежи в виртуальность… Есть проблемы, у которых нет готового богословского решения. Например, некоторые вопросы биоэтики, возможные антропологичсекие последствия биоэтические. Есть вопросы, которые решаются. Недавно, кстати, в Русской Церкви был принят отдельный документ о крещении суррогатных младенцев.

И как, крестим?

Крестим, конечно. Строго говоря, даже аргументы против самого суррогатного материнства в большей степени нравственные, чем сугубо богословские. Если женщина сдаёт своё тело в аренду за деньги, вынашивает для кого-то ребёнка, в этом, безусловно, есть нравственная проблема. Но это не значит, что ребенка нельзя крестить.

Есть ли у Церкви потребность в модернизации внутренней жизни и принципов работы с людьми?

Я стараюсь не использовать слово «модернизация», потому что у некоторых людей оно тут же вызовет предсказуемую реакцию отторжения, а мои слова сразу будут определённым образом маркированы – даже до прочтения и без попытки вникнуть в произносимое.

Нужны ли Церкви перемены? Конечно, нужны. Церковь - это живой организм, который постоянно меняется. Посмотрите, у нас сегодня митрополиты присутствуют во Вконтакте и Фейсбуке. Параллельно есть митрополиты, которые в глаза не видели ни Фейсбука, ни Вконтакте.

Священники, которым меньше 40 или 30 лет - люди своего поколения. Они не упали с Луны и росли в наше время со всеми его плюсами и минусами. Не хочу сейчас уходить в дискуссию о поколениях X, Y, Z и Pepsi, но они переживают те же сложности, что и их сверстники.

Когда апостол Павел говорит «для всех я сделался всем, чтобы спасти некоторых» - разве это не указание на необходимость меняться и способность христианина к изменениям ради проповеди Евангелия? Другое дело, это не означает, что нужно каждые 10 лет менять язык богослужения или подстраивать его под появившийся сленг.

Есть очень серьезная миссионерская ошибка, когда проповедник стремится расположить к себе аудиторию и начинает говорить «мы такие же, как и вы». Но христиане – не такие же, как нехристиане, как бы неполиткорректно это сегодня ни звучало. Эту границу переходить нельзя. «Мы зовём вас туда, куда вы не придете без Церкви», «Христос обещал то, что вы никогда не получите самостоятельно» – только такой может быть настоящая православная проповедь.

Мы общаемся с мусульманами, буддистами и иудеями, с верующими и неверующими, и в каждом человеке призваны уважать образ Божий, независимо от религиозных взглядов этого человека. Но сами эти взгляды христианин проверяет одним – Евангелием. Мы не можем, не имеем права, сказать, что быть христианином или мусульманином – с точки зрения христианства одинаково. Нет, не одинаково. Собственно, это позиция любой мировой религии, в центре которой стоит вопрос об истине и спасении.

Присутствие митрополитов во Вконтакте и Фейсбуке - это, конечно, хорошо. Но сейчас основная борьба в Интернете идёт за стиль подачи информации пользователям. Вопрос стоит не в том, где заводить аккаунт, а как правильно там о себе рассказать. Здесь, мне кажется, у Церкви есть серьёзная проблема, так как 90% епископов говорят языком даже не древних учителей, а советских чиновников, а видные церковные эксперты - языком интеллектуалов начала 20 века, который сегодня мало кто принимает.

Не соглашусь с этой цифрой по двум причинам: во-первых, у нас за последнее время заметно увеличилось число епископов, так как сильно прибавилось епархий (200 епархий в одной только России). Большинство епископов, которые были рукоположены в последние годы – люди молодые, они просто не могут знать язык советской бюрократии. Второй момент: насколько «устаревший» язык является серьёзной проблемой? Один мой товарищ назвал современную молодежь «поколением дизайна». Я с этим согласен. Но в этом есть и свои плюсы для богатейшей церковной традиции живописи и архитектуры.

Кроме того, современное общество очень фрагментировано. Недавно певец Шнур в ответ на слова, что он мегапопулярен, сказал: «Я популярен в определенных социальных группах». И это правда: среди одних людей он популярен, а среди других неприличным считается просто упоминать его имя. Такова особенность современного мира. С одной стороны, это усложняет жизнь, потому что в ней мало остаётся универсальных авторитетов. С другой стороны, мне кажется, религия относится к тем вечным темам, которым эксперименты со стилем могут навредить и которая может объединить большое количество людей именно своим стилистическим постоянством.

Скажем, проблема языка, конечно, существует: надо говорить так, чтобы аудитория тебя понимала. У нас в Youtube есть батюшки-экспериментаторы. Один, как мне кажется, вообще работает в стиле Макса +100500 , только, конечно, без ругани. Но по лайкам и дизлайкам, а также по комментариям видно, что далеко не все это готовы воспринимать. Но даже при такой современной подаче, конечно, у этих роликов нет миллионных просмотров. И не будет. Как справедливо указала на причины этого одна моя знакомая, профессионально разбирающаяся в данной теме: «Нет мата. Нет сисек. Нет мими». Возразить сложно.

Я наблюдал несколько экспериментов, когда священник пробовал перейти с аудиторией не просто на понтяный язык, но, скажем так, на субкультурный. Нередко результат был прямо противоположен задумке. Всё-таки религиозный интерес глубинно направлен за стиль. Встречают, конечно, всегда по одежке, но провожают-то по уму. В общем, главное – чтобы было по чему провожать.

…Да, сегодня существует проблема актуализации проповеди. Но есть ли универсальный рецепт решения этой проблемы? Нет, конечно. Хотя один универсальный критерий могу назвать: она должна царапать сердце. Человек, услышав проповедь, должен понимать, какое она имеет отношение к его сегодняшней жизни, и, в идеале, вдохновляться услышанным.

Тогда, мне кажется, в российских семинариях надо отменять курсы чтения проповедей и просто смотреть в освободившееся время сайт TED.com . Потому что его короткие лекции полностью отвечают условиям, которые вы перечислили.

Уверяю вас, Святейший Патриарх хорошо осведомлен о разных форматах современных публичных выступлений и в наших семинариях преподаются не только классические курсы гомилетики на уровне 19 века.

То есть TED.com смотрят?

Может быть, не в обязательном порядке, как Вам бы хотелось, но кто-то наверняка смотрит. То, что это полезно, я соглашусь. Хотя есть и другие полезные сайты…

В России богословие приобрело статус светской науки, недавно прошла защита первой диссертации и тут же многие учёные испугались, что российская высшая школа скатывается в архаику. Это так или, наоборот, церковная мысль станет более актуальной в диалоге со светской наукой?

Я считаю проблему легализации богословия в нашей академической среде атавизмом советского периода. Генетику были вынуждены признать, а богословие до сих пор «и хочется, и колется». Мы все прекрасно понимаем, что научный статус богословия соответствует мировой академической практике. И ничего экстраординарного с научной точки зрения сейчас не происходит. Мне кажется, что в протестах против богословия мы видим проявления догматически-антинаучного понимания гуманитарных дисциплин, которое встречается, прежде всего, у некоторых учёных-естественников.

Основная проблема, как всегда было со времён Галилея – демаркация религии и науки. Да и внутри науки тоже. Сейчас ввели новую дисциплину, нужно провести демаркационную линию: здесь религиоведение, здесь философия, здесь богословие. Методологически это простая понятная вещь.

Думаю, для большинства обывателей вопрос «наука теология или нет?» не так уж и важен. Важно то, насколько заметно и убедительно она сможет заявить о себе. Например, психология активно участвует в публичной жизни. Богословие, после того как утвердится в научном сообществе, тоже станет более заметным? Обывателю от этого будет какой-то интерес?

Скажу так: а почему бы и нет?

Есть очень интересная современная богословская мысль, которая пока не очень широко известна в России. Греческая, например. Или традиция современнной протестантской апологетики, с которой можно не во всём соглашаться, но её важно и нужно знать.

Богословие в диалоге с наукой сможет привлекать внимание не только верующей части населения нашей страны и расширять кругозор всех думающих людей.

Беседовал Илья Переседов.

Фото Владимира Ештокина / журнал Фома

Владимир Романович Легойда

Председатель Синодального отдела по взаимоотношениям Церкви с обществом и СМИ Московского Патриархата.

Церковный и общественный деятель, журналист, педагог, специалист в области культурологии, политологии и религиоведения, кандидат политических наук, профессор кафедры международной журналистики, профессор кафедры мировой литературы и культуры МГИМО (У) МИД России, главный редактор журнала «Фома».

Секретарь Высшего Церковного Совета Русской Православной Церкви, член Межсоборного присутствия Русской Православной Церкви, Патриаршего совета по культуре, Патриаршей комиссии по вопросам семьи, защиты материнства и детства.

Член Общественной палаты РФ, Общественного совета при Уполномоченном при Президенте РФ по правам ребенка, председатель Комиссии по вопросам гармонизации межнациональных и межрелигиозных отношений Совета по взаимодействию с религиозными объединениями при Президенте РФ.

Автор книг и сборников: «Мешают ли джинсы спасению. Опыт современной апологетики» (2005, 2006, 2007), «Декларация зависимости» (2011), «Человек в шкуре дракона» (2015), «Несколько слов к Рождеству Христову» (в соавторстве с протоиереем Павлом Великановым, 2016). Автор научных и научно-популярных статей на общекультурные и религиозно-философские темы.

Образование:

В 1990 году окончил Кустанайскую среднюю школу №10 с золотой медалью.

В 1996 году с отличием окончил факультет международной информации Московского государственного института международных отношений МИД России.

В 2000 году защитил диссертацию на соискание учёной степени кандидата политических наук по теме «Символы и ритуалы в политических процессах в США: традиции и современность (феномен «гражданской религии»)».

В 2005 году присвоено учёное звание доцента.

Опыт работы:

С 1996 по 2007 год - преподаватель, затем старший преподаватель и доцент кафедры мировой литературы и культуры МГИМО МИД России. С 2013 года - профессор той же кафедры.

С 1996 года по н. в- один из основателей и главный редактор журнала «Фома».

С 2007 по 2009 год - заведующий кафедрой международной журналистики МГИМО МИД России. Ушёл в отставку по собственному желанию в связи с назначением на должность Председателя Синодального информационного отдела Московского Патриархата.

С 2009 года - профессор той же кафедры.

31 марта 2009 года Священным Синодом назначен на должность председателя Синодального информационного отдела Московского Патриархата Первый в истории РПЦ случай назначения мирянина на пост главы Синодального отдела.

24 декабря 2015 года решением Священного Синода назначен на должность председателя преобразованного Синодального отдела по взаимоотношениям Церкви с обществом и СМИ.

Основные преподаваемые курсы:

«Культурология»
«Культурно-религиозные традиции»
Курс профессиональной подготовки «Мастер-класс журналиста»

Научные интересы - культурология (философия культуры), религиоведение (философия и социология религии, христианское миссионерство), политология (религия и политика) и др.

Иностранные языки - английский, немецкий

Конференции и доклады:

13.12.2014 - МГИМО. Участие в Международном форуме выпускников/Выступление на секции «Общество, культура, религия». Доклад на тему: «Традиционная религия, как инициатор миротворческого процесса»;
06.05.2015 - Первая Международная конференция «Электронные СМИ и православное пастырское душепопечение» (Греция).
27.01.2016 - Научная конференция «Массовые коммуникации как инструмент межрелигиозного диалога» в МГУ им Ломоносова М.В. Доклад на тему "«Понятие достоинства человека для межкультурных коммуникаций».
06.09.2016 - Международная научная конференция «Мировой опыт традиционных религиозных организаций в борьбе с терроризмом» (Санкт-Петербург).
20.05.2017- Заседание духовно-научного центра (РФЯЦ-ВНИИЭФ). Доклад на тему «Таланты нового поколения: готовность работать на Россию».

Декларация зависимости. - М.: «Никея», 2011. - 192 с.
Мешают ли джинсы спасению. Опыт современной апологетики. - 3-е изд., испр. и доп. - М.: Фома-Центр, «Дар», 2007. - 384 с. (1-е изд. - М.: Фома-Центр, 2005; 2-е изд. - М.: Фома-Центр, 2006).
Человек в шкуре дракона - М.: «Никея», 2015.- 208 с
Несколько слов к Рождеству Христову-М.: «Никея», 2016- 48с.
Сирийский рубеж - М.: Центр анализа стратегий и технологий, 2016 - стр 153
Быть отцом! - М.: «Никея», 2017- 35-57 стр.

Основные публикации:

«Гражданская религия» в США: генезис и основные характеристики //Государство, религия, церковь в России и за рубежом. Информационно-аналитический бюллетень РАГС. 1999 г., №4.
Образ президента в американской политической культуре. // Массовые коммуникации и массовое сознание. Сборник статей. М.: МГИМО, 2001 г.
Легойда В.Р. Русскоязычная диаспора в государствах Центральной Азии и Закавказья: современная ситуация и перспективы / В.Р. Легойда // Южный фланг СНГ. Центральная Азия - Каспий - Кавказ: Возможности и вызовы для России/ Под ред. М.М.Наринского, А.В.Мальгина; МГИМО(У) МИД России; ИНО-Центр. - М.: Логос, 2003. - C.55-81.
Новое о правах человека. // Альфа и Омега, 2009 г., № 55 (2).
Колонка главного редактора в журнале «Фома» (все выпуски с начала выхода журнала с 2009 г по н.в).
Фрейду не снилось. // Известия, 14 апреля 2011 г.
Церковь не сращивается с государством, а отстаивает свои права. // Аргументы и Факты, 11 января 2013 г.
Чувства верующих и неверующих, или Почему не стоит ходить со своим уставом в чужой монастырь. // Независимая газета, 14 мая 2013 г.
«Усыновление детей должно стать образцом нормального поведения» //«Аргументы и факты» от 15.01.2014
Легойда В.Р. Нужен ли Бог успешному человеку // Газета «Тихоокеанская звезда» - 2014. - 19.09.2014
Легойда В.Р. Возрождение сердец. Электронный ресурс] // Журнал «Национальный прогноз» - 2015
Легойда В.Р. О положении сирийских христиан в условиях конфликта в Сирии и деятельность Русской Православной Церкви по привлечению внимания мирового сообщества к проблеме защиты прав преследуемых христиан // Сирийский рубеж; под ред. М. Ю. Шаповаленко - 2-е изд., доп. - М.: Центр анализа стратегий и технологий, 2016. - С. 153-163.
Легойда В.Р. Как журналисты Льва Толстого от школы отлучили // izvestia. ru. 2016 - 22 марта.
Легойда В.Р. Может ли технология быть безнравственной, а религия стоять на пути развития науки? Взгляд Церкви /// Индекс безопасности - 2016. - № 3-4 (118-119), Т. 22. - С. 109-11
Легойда В.Р. Без Бога, без веры, без нравственности общество обречено // Аргументы и факты. - 2017. - (№ 8). - C/ 16/
Легойда В.Р. Бог не полицейский, Церковь не жандармерия // Известия - 2017. - 18 мая.
Легойда В.Р. Без противоречий в определении [Электронный ресурс] // Известия. - 2017. - 19 января.
Легойда В.Р. Кто вспугнул раскольника Филарета и надо ли отвечать танцующей у храма Собчак? (Электронный ресурс)// Комсомольская правда - 2018 - 6 января

Vladimir Romanovich Legoyda

Education:

In 1990 graduated from Kustanay High school № 10 cum laude.

In 1996 graduated from the International Information Faculty of the Moscow State Institute of International Relations of the Ministry of Foreign Affairs of Russia cum laude.

In 2000 completed his doctor of political science thesis on the topic «Symbols and rituals in political processes in the US: traditions and modernity (the phenomenon of «civil religion») ».

In 2005 he was awarded the academic title of Associate Professor.

Experience:

From 1996 to 2007 worked at the Department of World Literature and Culture at the Moscow State Institute of International Relations. Since 2013 professor at the same Department.

Since 1996, he is one of the founders and editor in chief of orthodox magazine «Foma (Thomas)».

From 2007 to 2009 headed Department of International Journalism of the Moscow State Institute of International Relations. Resigned after had been appointed Chairman of the Holy Synod Information Department of the Russian Orthodox Church. The first time in history of the Russian Orthodox Church a layman was appointed as the Head of the Holy Synod Department. Since 2009 professor at the same Department.

On 24 December 2015 by the decision of the Holy Synod appointed Chairman of the reorganized Holy Synod Department for Church, society and the mass media relations.

Main courses:

«Culturology»
«Cultural and religious traditions»
Training course «Journalist’s master class»

Scientific interests:
Сultural studies (philosophy of culture), religious studies (philosophy and sociology of religion, Christian missionary work), political science (religion and politics), etc.

Foreign languages:
English, German

Author and co-

Does jeans engage salvation. The experience of modern apologetics. - 3rd edition. - Moscow: Foma Center, «Dar», 2007
Declaration of dependence. - M .: «Nikea», 2011
Man in the dragon’s skin- M .: «Nikea», 2015
A few words for the Nativity of Christ-M: «Nikea», 2016
Syrian Frontier-M .: Center for Analysis of Strategies and Technologies, 2016
To be a father! -M .: «Nikea», 2017

Main publications:

Column of the editor-in-chief in the magazine «Foma (Thomas)» (all issues since the beginning of the magazine’s publication from 2009 till nowadays).
How journalists excommunicated Leo Tolstoy from the school // izvestia. ru. 2016 - 22 March.
Can technology be immoral, and religion stand in the way of the development of science? The View of the Church // Security Index - 2016. - № 3-4 (118-119), Т. 22. - P. 109-11
Without God, without faith, without morality, society is doomed // Arguments and facts. - 2017. - (No. 8). - C / 16 /
God is not a policeman, the Church is not a gendarmerie // Izvestia - 2017. - May 18.
Without contradictions in the definition // Izvestia. - 2017. - 19 January.

ВЕРА БЕЗ ПРИВИЛЕГИЙ

"По воскресениям пуританин верит в Бога, а в остальные дни - в фондовую биржу". Так - не очень положительно - социолог Питирим Сорокин отозвался в свое время о пуританах. Бывало, я несколько свысока и со снисходительной улыбкой произносил эту фразу в разных беседах, подразумевая, что, дескать, мы-то - православные! - не такие.

Однако же если мы внимательно посмотрим на то, что сегодня происходит в нашей церковной жизни, то вынуждены будем констатировать, что эта фраза, к сожалению, зачастую применима и к тем из нас, кто ходит в храм раз в неделю по воскресеньям. И выходя из храма, эту веру там оставляет. Или убирает в "потайную сумочку", а вытаскивает, только становясь на утреннее или вечернее правило.

Все это ставит нас перед важным вопросом: что значит быть христианином не просто в современном мире, а в любую эпоху? Конечно, вопрос бездонный, и смысловых пластов в нем бесконечно много. Сейчас мне бы хотелось сказать только об одном, но очень важном аспекте.

Вера призвана проявляться не просто в повседневной жизни, но во всем человеческом существовании. Неслучайно, когда мы просим нас простить, мы говорим: "Прости меня, если согрешил против тебя делом, словом, помышлением и всеми моими чувствами". Эта формулировка - "комплексная" оценка верующим человеком своего состояния: слов, поступков, мыслей и всех остальных не всегда осознанных проявлений личности. В этом смысле вера пронизывает человека во всей его целостности. Поэтому-то мы и считаем религиозную идентичность человека тем, что определяет его ответы на ключевые вопросы жизни и смерти. И как здание возникает на фундаменте, так из этих ответов возникает основание жизни. Евангелие четко говорит нам, что этим фундаментом должен быть Иисус Христос.

Как, собственно, нужно выстраивать свое существование на этом основании? Поиск ответ длится для христианина всю жизнь, потому что это строительство начинается тогда, когда возникают первые вопросы человека самому себе, а заканчивается с его последним вздохом. Или даже и здесь не заканчивается: ведь недаром Церковь молится об умерших; и мы верим в действенность этих молитв и служим панихиды по умершим с просьбой "упокоить их в селениях праведных". Значит, земным бытием испытания христианина не заканчиваются и здание жизни (продолжая метафору) может еще подвергаться какому-то ремонту и после смерти человека.

Но как ни крути, а первейший принцип такого строительства - это необходимость сочетать слова и дела. Человека, который говорит одно, а поступает по-другому, очень сложно назвать верующим. Проблема здесь глубже, чем может показаться на первый взгляд. Практически любой верующий проходит период неофитского пыла, когда он вдохновлен прочитанным, услышанным, первым опытом молитвы и многим другим. Очень часто в это время человек пытается достаточно радикально изменить свою жизнь, и эта попытка - содержательно правильная: он делает это не потому, что так положено или сказано, а потому, что он на самом деле "горит". Ему хочется стать другим - а ведь это как раз то, к чему каждого призывает Христос. Но проходит время - и проходит запал. Так уж человек устроен. Он расслабляется, и возникает соблазн подумать, например: "Я-то, как "маститый" православный, понимаю, что не так уж и необходимо поститься по средам и пятницам". Речь, конечно, не только и не столько о посте, а об отношении к жизни вообще. Опасна именно перемена настроя: дескать, одно - для простых людей, а другое - для таких, как я, "продвинутых". Но христианство - вера без привилегий, и с возрастанием опыта возрастают и требования к человеку.

Но значит ли это, что тот, кто "срывается" - не христианин? Конечно же нет. Принципиально другое: как человек к своему срыву относится. Из Библии мы знаем, что грешит каждый: несть человек, иже не согрешит (2 Пар 6: 36). Поэтому важно, что же человек делает, согрешив. И самое страшное, что может здесь произойти, - это привыкание к греху. Вне зависимости от того, какого рода оправдания - возрастные, бытовые, любые другие - мы себе находим. Принцип христианской аскетики неизменен: сто раз упал - сто раз встань. Резонный вопрос: сколько это продлится? Вспоминается старый фильм, где маленькая девочка у балетного станка делает упражнения, изрядно устает и спрашивает у мамы: "А долго мне еще так делать?" И мама-балерина с легкой улыбкой, в которой читается жизненный опыт, отвечает: "Всю жизнь". Вот и вставать после падений христианин призван всю жизнь. Ведь по большому счету у нас в жизни только два пути: ко Христу или от Него. И об этом важно помнить постоянно. Недаром великий Достоевский считал, что принять решение, если колеблешься, очень просто: надо подумать, что бы сделал в твоей ситуации Христос. Или, как говорил один мой знакомый священник, можно попробовать мысленно взять благословение. "Благословите… напиться на вечеринке?" Как-то не получается… Это, конечно, пример намеренно утрированный, но даже в менее очевидных ситуациях способ работает.

Другая проблема: является ли вера делом личным или общественным. Ведь вера, даже если она не сводится к воскресным службам, может и не реализовываться в жизни человека. Это очень тонкий момент. Я не имею в виду, что человек должен всюду твердить, что он православный, демонстративно креститься перед едой в ресторане или поминутно предлагать окружающим покаяться и прийти в Церковь. В советское время были верующие, о вере которых никто не догадывался. Но все при этом знали, что тот или иной человек - очень хороший: он добрый, всегда выручит и поможет и так далее. То есть его вера была видна из дел - а значит, реализовывалась в его жизни. И если мы читаем умные христианские книги, рассуждаем о христологии, сотериологии и каппадокийском синтезе, но в автобусе, когда нам наступают на ногу, посылаем матом, а дома кричим на жену и детей, то, наверное, ни христология, ни сотериология, ни каппадокийский синтез нашим существом пока не овладели, оставшись лишь частью нашей интеллектуальной жизни.

Мне возразят, что хорошие люди встречаются и среди атеистов. Соглашусь. Один мой знакомый обсуждал со своими студентами на лекции некую нравственную проблему; на его высказывание студенты отреагировали: "Вы занимаете совершенно христианскую позицию". "Возможно, но в Бога я не верю", - ответил преподаватель. А студенты сказали: "Это ваше частное богословское мнение…" В этой полуанекдотичной ситуации есть один серьезный момент. Нравственный закон не взялся ниоткуда, он дан Богом. А Бог существует вне зависимости от того, все ли в Него верят. И в этом смысле наличие хороших атеистов вовсе не является контраргументом по отношению к вере и существованию Бога. Наоборот.

Кроме того, цель религиозной жизни заключается не в том, чтобы быть добрым. Если сравнить святых, которые достигали подлинного единения с Богом, с просто хорошими людьми, видно, что это разные уровни доброты. Святость вообще не исчерпывается добротой и порядочностью. Как писал Честертон, "для хорошего человека все на свете объясняет и утверждает Бога, а для святого Бог объясняет и утверждает все". Верующий призван быть хорошим человеком, но это - производная от другого: от попытки жить по Евангелию. А в Евангелии нам даны вещи подчас запредельные. И именно к ним указан путь христианину. Вспомним, например, Заповеди блаженства. Это - намного больше, чем просто призыв к человеку быть хорошим. И неслучайно, когда апостолы изумляются очередным словам Спасителя, Христос отвечает: Человекам это невозможно, Богу же все возможно (Мф 19:26; ср. Мк 10:27, Лк 18:27). Или другой пример: Всякий, кто смотрит на женщину с вожделением, уже прелюбодействовал с нею в сердце своем (Мф 5:28). Как этому следовать? Не так-то просто. А ведь именно из этого потом появляется то, что считается в обществе нравственным поведением.

Особенно сложно это в молодом возрасте, одно из самых больших искушений которого в свое время с удивительной пронзительностью описал блаженный Августин. Собственно, по-другому он это описать не мог, потому что все пережил и перестрадал лично. В "Исповеди" он говорил о том, как, будучи молодым человеком, просил Бога избавить его от некоторых грехов. А вспоминая об этом в зрелом возрасте, понял, что, молясь в молодые годы, внутренне приговаривал: "Господи, Ты, конечно, избавь меня от этих грехов, но только не сейчас, а попозже…" Блаженный Августин вспоминает об этом с горечью. Оно и понятно: как справедливо заметил один французский мыслитель, "добродетель в старости - это не добродетель, а невозможность предаваться порокам".

В этом плане мне кажется очень важным постоянно пытаться хотя бы приблизиться к тому состоянию, которое в Ветхом Завете было названо хождением перед Богом. Ведь это означает каждую секунду ощущать присутствие Бога в твоей повседневной реальности. И наверное, если человек будет несколько раз в день себе об этом напоминать, есть шанс, что цитата из Питирима Сорокина будет применима к нему все меньше и меньше.

ВМЕСТИТЬ В СВОЕ СЕРДЦЕ

Моя бабушка любила повторять, обращаясь к детям и внукам: "Всех бы вас в сердце вместила". Много пережившая, она готова была понести горести и тяготы родных людей, страстно желая оградить их от всякого рода проблем. Бабушкино сердце стремилось стать защитой, способом уберечь близких от грозящих им напастей. Она была настоящей христианкой и щедро дарила свою любовь не только родным, но всем, кто сталкивался с ней на ее долгом жизненном пути.

Бабушки уже давно нет на этом свете, но я в последнее время все чаще вспоминаю ее слова, потому что ощущаю, как это сложно: вместить в свое сердце человека. Даже одного. Даже очень близкого и родного. Как это подчас неимоверно трудно - не раздражаться, не замечать мелочей, которые потому так и называются, что мало что значат, но порой - и гораздо чаще, чем хотелось бы думать - не позволяют понять и простить. Как тяжело любить, когда в тебе клокочет "праведный" гнев или уязвленное чувство справедливости: ну как же можно согласиться или простить того, кто неправ, кто обвиняет тебя в том, чего ты не делал? И мы спорим, доказываем, бьемся за свою правоту в любых ситуациях.

Как будто не для нас написаны слова: И если любите любящих вас, какая вам за то благодарность? ибо и грешники любящих их любят. И если делаете добро тем, которые вам делают добро, какая вам за то благодарность? ибо и грешники то же делают (Лк 6:32-33).

А ведь это сказано для нас - и не "вообще", не для цитирования в умном споре и не для "благочестиво" оброненного на ходу "Бог простит!" в ситуациях, когда сказать так совсем не сложно, когда нас по-настоящему ничего не задевает. Нет. Вспоминать бы эти слова почаще: и в ежедневных мелочах, в которых так непросто уступить, и в крайних, сложных ситуациях, когда очень больно, когда сердце разрывается на части от несправедливости, от унижения, от стремления доказать, что все не так…

"Ибо и грешники любящих их любят". Но кто же тогда такой я, - ведь я точно знаю, что даже любящих, искренне и глубоко любящих меня людей я порой любить не в состоянии? И мое раздражение может вызвать не только неприязненное ко мне отношение, но даже проявление любви близких - просто потому, что оно "не вовремя выказано" или кажется мне неуместным. Так подростки иногда стесняются, когда родители на людях проявляют к ним свои чувства. Но я ведь уже давно не подросток. Почему же тогда?

…Когда-то давно я понял, даже не просто понял, а прочувствовал всем существом, что библейский рассказ о грехопадении - единственно возможное объяснение зла в нашей жизни; единственное внятное объяснение всех тех коллизий и неурядиц, которые ежедневно порождают "нормальные, хорошие люди" - когда не слышат друг друга, когда не могут договориться в совершенно простых ситуациях. Когда ссорятся два любящих друг друга человека, когда разрушаются семьи, когда стена непонимания вырастает между давними друзьями, когда люди не только не вмещают, но выталкивают из своих сердец других людей, - это можно воспринять, только зная, что наша человеческая природа когда-то была фундаментально повреждена. И вот мы тянемся друг ко другу, но как только приближаемся, тут же начинаем друг друга отталкивать.

Когда я задумываюсь, почему бабушке удавалось все то, что так сложно мне, я вспоминаю, как она молилась. Как просто, тихо и спокойно читала "Отче наш", - так, как будто разговаривала с Богом, Который стоял где-то рядом. Хотя почему "как будто"? Разве это не так?.. Христос жил в ее сердце, поэтому она и могла вместить в себя и боль, и радость любого человека.

…На отпевании бабушки было поразительно светло и спокойно. И даже как-то очень светло. Наверное, это неудивительно - просто все мы, пришедшие проводить ее в иной мир, жили в ее сердце.

«ОБЛИКО МОРАЛЕ»

Недавно меня назвали "моралистом", точнее, наверное, обозвали, так как "моралист" в бытовом языке звучит определенно негативно: это человек, который только декларирует некие моральные нормы, да еще и не по адресу, когда на самом деле ничего неморального не происходит. Тем самым "моралист" - это ханжа, а вовсе не нравственный человек.

…Дело было на съемках телепередачи на тему "Может ли искусство портить нравы". Курьезов там хватало, о них прекрасно написал в "Литгазете" Юрий Поляков. А если вернуться к сути разговора, то мы с коллегами утверждали, что в оценке художественного творчества возможен нравственный подход. Конечно, существует теория искусства ради искусства, но любое художественное произведение всегда задевает человека; вопрос в том, на каком уровне: ума, эмоций или, простите, половых органов. И ничто не проходит бесследно. Кроме того, гениальное в искусстве относится к идее, к мировоззрению, а значит - к нравам, и в последнюю очередь - к "технике исполнения". Недаром Данте показал, что предназначение искусства - вести человека из ада через чистилище - к раю. Оставив на совести автора "Божественной комедии" его католические взгляды на загробную жизнь, подчеркну, что в большом искусстве всегда заложена возможность влияния на человека.

Ссылка на Данте и Достоевского наших оппонентов не убеждала; последний даже как-то особенно раздражал. "Вы все искусство хотите свести к Достоевскому!" - бросил мне в упрек наш оппонент-художник, который в конце программы и назвал меня моралистом. Я, конечно, утверждал, что нужно больше художников, хороших и разных. Однако после рассказа его коллеги мне действительно захотелось остаться лишь с великими писателями и художниками. А говорил он об одной из своих работ, название которой в сильно смягченном варианте звучит как "Неписающий мальчик". Художник сетовал, что устроители выставки не разрешили ему оставить изначальное грубо-бытовое название, которое, видимо, и должно было придать его работе ослепительный блеск. Саму же работу автор считал весьма и весьма, как сейчас принято говорить, "концептуальной": это-де русский мальчик, он не может себе позволить бельгийской свободы, выраженной в знаменитом брюссельском фонтане, поэтому и сдерживается. Такой вот "наш ответ" бельгийцам. Многие зрители в зале поддержали скульптора бурными аплодисментами и одобрительным смехом, хотя повод был, скорее, не для смеха, а для слез. Если таков "концепт" новой России, если свобода творчества приводит к созданию подобных "шедевров", то я - однозначно и категорически - за Достоевского и Иванова, за Толстого и Васнецова.

Нет, я не собираюсь петь заунывную песнь про кровь и разврат в современном искусстве. Я прекрасно понимаю, что любое художественное произведение оценивается не по количеству трупов и крови; в конце концов, их и у Шекспира хватает. Повторюсь: гениальным или банальным произведение искусства делает не столько то, что в нем является собственно художественным творчеством, сколько те вопросы, которые художник способен поставить. Хорошо понимавший это Честертон в свое время писал: "Если человек так умен, что очень хорошо пишет, ему хватает ума, чтобы задуматься о жизни. Мелкий писатель довольствуется искусством, крупный - лишь всем на свете. Когда на сцену выходят истинные силы, они приносят не только поразительное мастерство, но и поразительные мысли, и мысли эти для них важнее мастерства". И верно это не только для литературы, но и для изобразительного искусства. Иначе чего носиться с "Черным квадратом"? Оттого и носятся, что дело не в технике, а в идее; именно она кого-то восхищает, а кого-то пугает. Недаром один из героев "Идиота" говорит по поводу картины о снятии с Креста: "Так и веру потерять можно". Такова сила идеи и ее воздействие на человека. Чем довольствуются умы авторов "неписающих мальчиков" и "целующихся милиционеров", мне даже гадать не хочется: все это по ту сторону не только мысли, но и мастерства…

А что касается споров о том, как соотносятся искусство и мораль, то и здесь трижды прав Честертон: "На самом деле писатель учит не столько продуманными и выспренними фразами, выражающими, как он считает, его взгляды, сколько всей атмосферой книги, предметами, пейзажем, одеждой, языком - короче, всем тем, о чем он почти или совсем не думал. Высокое, истинное искусство отличается от ремесленных прописей тем, что у плохой книги есть мораль, а хорошая книга - мораль сама по себе". Хотя, пожалуй, наше время внесло свои коррективы и в эту оценку. Если хорошая книга (картина, фильм и проч.) и сегодня - мораль сама по себе, то плохая уже никакой морали не содержит. Потому что, похоже, ругательным сегодня является не только слово "моралист", но и "мораль" и "нравственность". И все же это не повод для беспросветного уныния. Запрещать подобные экзерсисы бессмысленно. Но давать им оценку необходимо. Равно как и говорить о настоящем - и в искусстве, и в жизни.

Владимир Романович Легойда

Мешают ли джинсы спасению. Опыт современной апологетики

ПО БЛАГОСЛОВЕНИЮ

Святейшего Патриарха Московского

и всея Руси

АЛЕКСИЯ II

ИНФОРМАЦИОННАЯ ПОДДЕРЖКА:

Интернет-портал «Православная книга России»

www.pravkniga.ru

Предисловие

Книга, которую вы держите в руках, не совсем обычна для православной апологетической литературы. Автор составил ее на основе своих статей за последние десять лет. Это были статьи разного рода – и написанные для конкретных изданий, и научно-популярные работы, и тексты многочисленных выступлений.

Построение сборника отнюдь не случайно. Открывает его тематический блок материалов, которые на протяжении нескольких лет были опубликованы в рубрике «Пролог» журнала «Фома». Это относительно короткие тексты, фактически – небольшие эссе, задача которых – показать неверующему человеку красоту Православия, его многогранность. Там, где воспитанные на расхожих атеистических штампах люди видят нечто тесное, скучно-серое, – открыть огромное, исполненное светом пространство…

Однако что будет дальше? Даже если неверующий читатель и уловит отблеск этой красоты, у него в сознании тотчас же возникнет «рубеж обороны» – многочисленные (и, как правило, достаточно стандартные) вопросы. И на эти вопросы отвечает вторая часть книги, так и озаглавленная: «Часто задаваемые вопросы». Сюда в основном тоже вошли публикации из «Фомы», но уже из более серьезных, «теоретических» рубрик – «Заблуждения и парадоксы», «Хронос», «Ортодоксия». Тут речь пойдет об истории Церкви, о взаимоотношениях науки и религии, т. е. о «вопросах ума».

Но кроме «вопросов ума», есть еще и «вопросы сердца» – иначе говоря, те проблемы, недоумения, порой даже и обиды, которые возникают у человека, начинающего свое вхождение в жизнь Церкви. Именно этому посвящена третья часть книги – «Диалоги с сомневающимися». Это действительно диалоги – Владимир Легойда не ведет, подобно тренирующемуся боксеру, «бой с тенью», а беседует со вполне реальными оппонентами – с авторами адресованных в «Фому» писем, с людьми, которые вступили с ним в переписку по электронной почте. Надо сказать, что редактура здесь была минимальна – при подготовке книги важно было сохранить живой дух общения, показать эти споры «как есть», без купюр и стилистических приглаживаний.

Но, допустим, человек согласился с аргументами православного апологета, получил ответы на скребущиеся в голове вопросы – а что же дальше? А дальше начинается жизнь, которая для всех нас происходит не в космическом вакууме, не в диких джунглях, а в пространстве, пускай и нефизическом, но оттого не менее значимом. В пространстве культуры. Именно так названа завершающая часть книги. Православие и культура. Как они соотносятся? Как совместить веру и занятие творчеством, искусством? А общество, социальная жизнь (которая тоже ведь входит в пространство культуры)? Как должна (и как не должна) в этих формах воплощаться религиозная вера? Автор (в отличие от некоторых православных публицистов) не стремится здесь дать чеканные формулы, окончательные и не подлежащие критике ответы. Скорее, он пытается очертить общие принципы подхода, делится своими соображениями. Да и может ли быть иначе? Ведь христианство – это не «четкий алгоритм», не сборник «политически-кулинарных рецептов», а Сам Христос. Путь, Истина и Жизнь. И на этом пути длиною во всю нашу жизнь нам приходится то и дело искать решения. Да, нам есть на что опереться, но никто и ничто не освобождает нас от работы ума и сердца.

И вот именно такое построение книги отличает ее от большинства апологетических сочинений. Как правило, те адресованы тому или иному, но вполне определенному типу читателей. А сборник «Мешают ли джинсы спасению» охватывает самый широкий круг. Вряд ли найдется человек, которого ничего в книге не затронет, которому ничто не покажется интересным. Конечно, верно и обратное – какие-то материалы тот или иной читатель непременно пропустит. Просто потому, что не его. Может, еще недорос. Или, напротив, перерос. Но в любом случае каждый найдет что-то для себя.

Поэтому я готов смело рекомендовать сборник всем, кто интересуется историко-культурной проблематикой, кто ищет ответы на нравственные и духовные вопросы, которые ставит перед нами чреватое опасностями, насыщенное трудностями начало XXI века.

Владимир ГУРБОЛИКОВ

Показать красоту православия

Моим учителям -

Вячеславу Дьякову,

Юрию Вяземскому,

игумену Герману -

с благодарностью

и любовью.

«Здесь вам не равнина, здесь климат иной, идут лавины одна за одной, и здесь за камнепадом ревет камнепад. И можно свернуть, обрыв обогнуть, но мы выбираем трудный путь, опасный, как военная тропа…» Эти слова Высоцкого, если верить тем, кто занимается альпинизмом, довольно точно передают ощущение восходящего на вершину.

Но и песни русского барда, и рассказы самих альпинистов чрезвычайно скупы на какие-либо восторженные описания. Речь почти всегда идет о преодолении страха, трудностей и невзгод. И если не осознавать, что тяжелое восхождение есть лишь путь к вершине, а не цель, вряд ли можно понять, почему этих «больных» людей тянет в горы. Ведь опасно же. И страшно. И неудобно. Но почему-то радостно. Хотя вряд ли посторонний способен осознать эту радость. Чтобы ее почувствовать, надо ее пережить. Попробовать…